“Зачем они приехали в такую даль, чтобы в холод за свои же деньги убирать наш мусор?” - думали жители Тутаева, глядя на группу мос…

“Зачем они приехали в такую даль, чтобы в холодВ за свои же деньгиВ убирать наш мусор?” — думали жители Тутаева, глядя на группу москвичей-туристов, которые в свой выходной под мокрым снегом махали лопатами и граблями, помогая очищать территорию у здания новой поликлиники. С этой апрельской поездки в 2015 году начался проект альтернативного туризма В«АльтуризмВ»: жители больших городов покупают тур, приезжают в деревни и малые города и трудятся там наравне с местными активистами — благоустраивают территории, собирают лекарственные растения или реставрируют старинные наличники. Идеолог и создатель этого проекта — социальный предприниматель Екатерина Затуливетер.

За шесть лет команда “Альтуризма” организовала около 50 поездок в деревни и малые города России, создала несколько образовательных курсов, стала экспертом в развитии сельских территорий и помогла людям, которым “не все равно”, поверить в себя. Екатерина рассказала В«7х7В», как строился этот социальный бизнес, почему нельзя запрещать молодежи уезжать из провинции и как теория о постконфликтном урегулировании работает на практике в местных сообществах.

В России чуть больше 150 тыс.В сел и деревень. Из них 19,4 тыс.В еще 10 лет назад, по итогам переписи населения, существовали только на бумаге: в них уже никто не жил. Всероссийская перепись населения - 2020 не состоялась из-за эпидемии коронавируса, поэтому сколько еще деревень обезлюдели с тех пор — неизвестно.

В 

Кто такая Екатерина Затуливетер. Нажмите, чтобы узнать

В 

социальный предприниматель — основатель В«АльтуризмаВ» и сооснователь Агентства по развитию малых территорий В«Цель 11В»;

эксперт по развитию территорий малых городов и деревень;

посол бизнес-игры Models of Impact (В«Добрый бизнесВ»);

спикер TEDxSadovoeRing [независимое событие, проводимое в Москве по лицензии TED; американский некоммерческий фонд и конференция TED — В«Наука, Искусство, КультураВ» — конференция, где можно рассказать об интересных идеях большому числу людей];

идеолог акселератора В«Путь ремесленникаВ»;

куратор программы В«100 городских лидеровВ» АСИ;

создатель тренингов и обучающих программ;

финалист Forbes Woman Mercury Awards;

третье место в акселераторе Kaspersky Exploring Russia;

получила степень бакалавра в СПбГУ на факультете международных отношений и степень магистра в сфере разрешения конфликтов в Брэдфордском университете. Работала в Британии, Франции и России.

Уехать, чтобы вернуться

— В 2014 году появилось много социальных предпринимательских проектов, в том числе В«АльтуризмВ». С чем это связано?

— Многие тогда поняли, что решать проблемы сверху сложно и неэффективно.В До этого я не любила ездить в деревни, потому что я видела, как все это погибает — наша культура, наше наследие, наша история, наша природа, — и у меня опускались руки от бессилия и непонимания того, что с этим можно сделать. С появлением В«АльтуризмаВ» все изменилось.В 

Поездив по стране, я поняла одну вещь: если произвести какие-то резкие изменения сверху, то на какое-то время все остановится, и это приведет к еще большей деградации, чем до этого. Сейчас сельская молодежь хотя бы может уехать в город, других вариантов развития нынешняя система не дает. Но если мы эту систему уберем, то целое поколение молодых людей, а может быть, и не одно, лишится вообще каких-либо возможностей. А потом это поколение повзрослеет и будет решать, что будет дальше в этой стране. И это страшно.В 

— НоВ если молодежь продолжит уезжать из своих сел и деревень, это будет означать их вымирание. С которым вы вообще-то боретесь с помощью своего проекта.В 

— Да, чтобы развиваться сейчас, молодым нужно уезжать. И мы в В«АльтуризмеВ» об этом и говорим. Потому что в 16–18 лет они ничего не могут дать своей родной деревне или малому городу. Они ничего не знают, у них нет опыта, нет образования, нет насмотренности мира. И их бесполезно задерживать, потому что эта молодежь никуда дальше не пойдет, а в подавляющем большинстве превратится в алкоголиков и наркоманов. Единицы могут выдержать, самые сильные, получая образование в интернете или где-то еще, могут общаться, выискивать возможности.

Поэтому важно уезжать и получать знания, а территория — деревня или малый город — должны работать на то, чтобы эти люди вернулись.В 

Ведь когда ты получил образование, опыт и компетенции, а потом, например, задумался о том, чтобы завести семью и детей, то выясняется, что в большом городе, где ты добираешься до работы три часа с пятью пересадками в одну сторону и приезжаешь домой только поспать, для этого не самые комфортные условия. И что лучше жить с детьми в своем родном малом городе, где ты всех знаешь, где школа — это соседний дом, а до работы ты добираешься пять минут. НоВ чтобы люди возвращались, нужно, чтобы малые территории создавали для этого необходимые условия.В 

— Что сейчас мешает им это делать? Отсутствие денег, компетенций, мотивации?

— Когда я общалась с людьми, живущими на малых территориях, и спрашивала, в чем их проблема, ответ всегда был один: у нас нет работы, тут закрыли колхоз, нет дороги, школа закрывается, больница закрывается.В 

Начнем с того, а когда в деревне была работа? Да никогда в деревне, кроме времен колхозов, никто не создавал рабочие места. Никогда такого не было, чтобы крестьянин лежал на лавке, потому что в деревне нет вакансий. Ну не было такого.В 

Если смотреть глубже, то за всеми этими проблемами (нет работы, нет дорог, нет больниц) лежит наше иждивенчество, отсутствие ощущения хозяина, ответственности за свою территорию.В 

Можно долго разбираться, откуда это иждивенчество идет, из крепостного права или из колхозов, но сильно в это лезть мне неинтересно, потому что это ничего не даст.В 

Нас общество все время запихивает в рамки: думай о прошлом. Из всех утюгов нам говорят о прошлом. То мы должны им гордиться, то не должны. И наша задача — в том числеВ перевести мышление из прошлого в настоящее и будущее. Вопрос не в том, что мы такие бедные-несчастные, в нас это вдолбили и поэтому мы такие, какие есть, а в том, хотим мы измениться или нет. И если мы хотим измениться, то что нужно для этого сделать, чтобы в будущем мы и наши дети не были такими?

Первый выезд группы "Альтуризма" в апреле 2015 года. Группа туристов из Москвы помогает очистить от мусора площадку у здания поликлиники. Фото из группыВ vk.com/altourism

Альтруизм и альтуризм

— Вы говорили, что в основе идеи В«АльтуризмаВ» — технологии ООН и ОБСЕ по постконфликтному урегулированию, когда общее дело используется для примирения ранее враждующих сторон. Как вы перенесли одно на другое? Ведь российская деревня — это все-таки не поствоенное пространство.В 

— Да, здесь не поствоенная, а скорее предвоенная ситуация. Потому что сейчас разделение между городом и деревней настолько большое, что жителям крупных российских городов гораздо проще понять жителей Германии или США, чем жителей своих деревень. И когда такой разброс в мировоззрении, это опасно для страны. Я адаптировала эту технологию, потому что она работает с изменением сознания. Только там оно меняется с враждебного на нейтральное, а нам нужно менять сознание с иждивенческого на проактивное. Но изменение сознания работает по одной и той же схеме. Отличаются лишь ценности, которые ты меняешь.В 

Поездки альтуристовВ в регионы, помимо познавательно-культурной программы и знакомства с местной кухней, предполагают совместную социально полезную деятельность. В разные годы участники вместе с местными жителями:В 

разгребали мусорные завалы перед поликлиникой, строили плотину на пожарном водоеме и обустраивали общественный парк в городе Тутаеве Ярославской области;

реставрировали экспонаты для деревенских музеев в Костромской и ЛенинградскойВ областях;

помогали создавать цех по производству травяных сборов в нацпарке В«Смоленское ПоозерьеВ»;

строили парк арт-скамеек в деревне Косаричи в Белоруссии;

помогали строить приют для детенышей диких животных в заповеднике В«Брянский лесВ».

— Кто эти люди, которые за собственные деньги готовы поехать в неизвестную им деревню, чтобы работать там?

— Большинство наших клиентов — это жители Москвы. Есть чуть-чуть Питер и чуть больше — русские, живущие за границей. Эти две категории суммарно составляют около 5% нашей целевой аудитории. Это люди в возрасте от 30 до 55 лет. То есть это ни разу не студенты.В 

— Потому что надо платить?

— Деньги тут не самое главное. У нас в стране много студентов, которые могут себе позволить на выходные слетать в Париж, чтобы купить новое платье. Здесь другое. Когда ты взрослеешь и растешь, твоя задача — получить от этого мира по максимуму.В 

Ребенок берет, подросток берет. А когда ты уже взял достаточно от этого мира, у тебя внутри возникает запрос на гармонию, ты уже хочешь не только брать, но и отдавать.

Но этот запрос не появляется ни в 15, ни в 25 лет. Он возникает ближе к 30, а то и позже.В 

— То есть это не про В«сделать мир лучшеВ», а про собственный душевный комфорт?

— Да, именно так. Количество клиентов у В«АльтуризмаВ» прибывает постоянно, потому что все больше становится людей, которые начинают разделять эти ценности. У нас около 60% клиентов возвращаются, для туристической индустрии это очень большой процент. Причина и в том, что мы очень четко отвечаем на запрос своей аудитории, и в том, что нет конкурентов. За шесть лет никто не рискнул нас повторить. Это, конечно, очень грустно.В 

В 

В 

В 

Мастер-класс по фотографии. Ошевенск, Архангельская область, 2016 год

Мастер-класс по ткачеству. Ошевенск, Архангельская область, 2016 год

Ошевенск. Столовая у большухи Тони

Строительство беседки в деревне Гонгиничи, 2020 год

Сбор трав в национальном парке Смоленское Поозерье. 2016 год

Расчистка парка в Тутаеве. 2016 год

Уроки живописи в Тутаеве. 2016 год

— Наличие столичных альтуристовВ обязательно в этом проекте? Или мышление людей в глубинке можно менять и другими способами?

— Я не знаю, как это можно сделать без них. Люди, которые готовы платить за такие путешествия, уже обладают проактивным мышлением. И если поместить их в определенные условия, в которых они вместе с местными жителями делают что-то важное для этого места, то при таких условиях возникает магия. Проактивное мышление альтуристовВ распыляется на людей, которые находятся вместе в одном пространстве. Поэтому без них невозможно. Почему, например, [фестиваль восстановления исторической среды] В«Том Сойер ФестВ» успешно работает только в более-менее крупных городах, а выходить на деревни и маленькие города у них не получается? Потому что там недостаточное количество проактивных людей и они не могут влиять своей массой на других. Так что на малых территориях непонятно, как по-другому, если не привозить других людей.В 

Как это (не) работает

— Когда вы выбираете территории для поездок, вам важнее туристический потенциал места или активность местного сообщества?

— Нам вообще неинтересен туристический потенциал места. И когда какая-нибудь деревня говорит, что хочет развивать туризм, мы просим их двести раз подумать. Потому что сейчас, судя по всему,В все сельские территории получили сверху приказ развивать сельский туризм. В России 150 тысяч деревень и сел. У нас даже после карантина и при закрытых границах нет столько желающих путешествовать по России. Кроме того, в деревнях не обладают знаниями и компетенциями, как это сделать. Они думают только с точки зрения туриста, а не с точки зрения, какую пользу это принесет их территориям и людям. И это супервредная ситуация.

— В чем тут вред?

— Они тратят все свои ресурсы, которых и так мало, без понимания, что нужно делать. А к ним никто не приезжает. Либо приезжает, но не та целевая аудитория. И эти люди совершенно без уважения относятся к этой территории и соответствующе себя ведут. Или бывают ситуации, когда какие-то деревни вдруг становятся очень популярными. А у них нет никакой туристической инфраструктуры. И что получается?В 

Региональные туристические агентства начинают массово возить туда туристов, туристы выходят на полчаса из автобуса: кафе нет — они перекусили своими снеками, повыбрасывали свои бумажки, туалета нет — они сходили в огород к местным жителям, и так далее.В Все деньги ушли в агентство, ни одной копейки не досталось деревне — только мусор и загаженный огород.

Что в такой ситуации должны делать местные жители? Некоторые начинают воевать с туристами. Были случаи, когда снимали таблички поворотов на деревню, чтобы туристы ее не нашли. Это правда страшно, когда тебе навязывают туристическую историю, не понимая, как правильно ее делать.В 

— Ясно. Но вернемся к вопросу — по какому принципу вы отбираете территории для поездок?

— Два самых главных критерия — активисты и жилье. Нам важно, чтобы на территории было два-триВ активных человека и чтобы у местных жителей было жилье с благоустроенным туалетом и душем. По сути, это все. Численность населения не принципиальна. У нас были проекты в населенных пунктах с количеством жителей от 7 человек до 40 тысяч. За пределы малых городов мы не выходим. А дальше есть критерии более мелкие, и ониВ в основномВ решаемые. Часто это дело времени, поэтому организация поездок может занимать от полугода до двух лет в зависимости от того, как быстро решаются эти моменты.В 

— Ваши технологии подходят любому малому городу? Например, есть моногорода, где закрылись все производства, а сельское хозяйство не развито по причине климатических условий, как в Инте в Республике Коми, например.В 

— Наши технологии подходят для всех деревень, а для малых городов — 50 на 50. Те малые города, которые по мышлению ближе к деревенскому, — это наша история. А какие-то малые города — скорее, города, и тогда им нужны уже урбанистические подходы. Урбанистические подходы не работают на малых территориях. Сейчас урбанисты, поработав в больших городах, начинают перемещаться в средние и малые города. И здесь большой риск того, что их методы просто не будут эффективны.В 

— Какие урбанистические методы неприменимы к деревне?

— Например, соучаствующее проектирование, которое классно работает в городе, и если его не применить, то местные жители будут очень сильно недовольны. НоВ когда с этой технологией приезжаешь в деревню и предлагаешь жителям: В«Давайте соберемся, пообщаемся, какой парк вам нужен или какая детская площадка здесь нужнаВ», в лучшем случае никто не придет. А если люди придут, они будут очень недовольны, потому что деревенские методики работы основаны на действии.В Люди на селе охотно вовлекаются в работу, даже если не верят в то, что они делают.

В разговоры их можно вовлечь только на более позднем этапе, когда деревня, собравшись своими силами и ресурсами, отстроила себе все, что хотела, и благоустройство навела, и малый бизнес начала развивать, вот в этот момент можно начинать разговаривать и общаться. До этого момента это не работает.В 

Новые критерии успеха

— Вы отслеживаете, что происходит с городами и деревнями, когда вы уезжаете? Помимо Тутаева, который вы везде приводите как очень классный кейс, какие у вас еще есть примеры, где местное сообщество появилось, стало активным и продолжило свою работу?В 

— Тутаев я привожу в пример, потому что это самый долгий кейс. Шесть лет назад, когда мы пришли, там было два активных человека, а теперь их более 50, которые постоянно вовлекаются в какие-то истории и проекты. В последние полгода мы работаем в Городце Нижегородской области, и там уже три месяца есть активное сообщество. НоВ будет оно через пять лет или нет, я не знаю. Надеюсь, что будет и что оно увеличится.В 

— А неуспешные кейсы, где активизм в итоге затух?

— В первые два года мы просто нарабатывали кейсы, чтобы понять, где работает и где не работает наша технология. Затем провели аналитику и сделали выводы. Например, в деревне Унице на Онежском озереВ альтуристыВ вместе с местными жителями строили общественный причал. К сожалению, его так и не удалось достроить. Этот кейс как раз показал, что одного активиста на месте недостаточно, что он не может хорошо подготовить поездку и развивать местное сообщество дальше. Но как бы мы узнали это, если бы не попробовали?В 

И потом, какие кейсы можно считать успешными? Каковы критерии? В 2016 году мы должны были выехать в Костромскую область, чтобы построить экотропу для усадьбы-терема Асташово, но незадолго до поездки выяснилось, что в соседней деревне Бариново скоро снесет мост — единственный путь, который связывает бабушек из этой деревни с цивилизацией. И мы вместо строительства экотропы поехали спасать мост.В 

Альтуристы помогли спасти мост в костромской деревне

И вроде бы социальный вклад понятен, но деревня не получила местное сообщество. С этой точки зрения ни один проект нельзя считать неуспешным. Если ты его анализируешь и рефлексируешь, то он успешный, потому что ты извлекаешь из него опыт, который дальше даст тебе возможность двигаться в более правильном направлении. Мне вообще непонятны все эти успешные успехи и достижения достиженцев. Мне кажется, это из прошлого мира, который еще довлеет над нами и пытается выставлять какие-то критерии и нормы, но они уже не работают.В 

— В«АльтуризмВ» мог бы В«выстрелитьВ» лет 10–15 назад?В 

— Я думаю, если бы мы стартовали на пару лет позже, было бы попроще. Но лет 10–15 назад он не зашел бы точно. Тогда не было ни нужного количества проактивных людей, готовых за свои деньги ехать куда-то в глубинку, ни активистов на территории. Был еще не тот уровень ценностного развития. Сейчас таких людей все больше.В 

Инфографика Марии Старцевой

— Если вы перестанете сейчас этим заниматься, ваш проект будет развиваться без вас?

— Во-первых, все проекты в регионах развиваются без нас, это наша принципиальная позиция. Если в процессе работы мы видим признаки того, что какая-то территория будет развиваться только с нами, мы выходим из этого проекта. Он не имеет смысла. Нас не хватит на 150 тысяч деревень. И не найдется столько альтуристов, которые будут постоянно ездить и помогать. Кстати, провал или успех, наверное, как раз и можно определить на этой грани. Развитие без нас продолжается — значит,В это успешный кейс. Развитие без нас не продолжается — это провал.

— Я скорее спрашивала про вас лично.

— Если меня не будет в В«АльтуризмеВ», будет ли проект жить? Я думаю, сейчас — да. Я не представляю, что, если я сегодня скажу своей команде: В«Друзья, я ухожуВ», они ответят: В«НуВ тогда мы тоже пойдемВ». Мое глубокое убеждение, что люди в В«АльтуризмеВ» работают из-за той миссии и цели, которую мы преследуем. Я вообще довольно тяжелый человек. Нужно очень сильно верить в миссию, чтобы со мной работать.

В«АльтуризмВ» как образ жизни

— У вас в команде сейчас восемь человек. Как формировалась команда? Где вы искали людей?В 

— По-моему, мы никогда не публиковали вакансии. Люди обычно приходят к нам, вдохновившись миссией. Часто бывает так, что я еду в какой-нибудь регион читать лекцию, приглашаю на нее всех, кому интересно, мы знакомимся, общаемся, а потом кто-то остается в команде. Было и так, что мы находили в регионе человека, напримерВ в Мурманске или Абакане, и он уже сам подбирал себе команду. Но сейчас мы отказались от практики создания региональных команд. Сейчас ищем новые подходы.

— Почему? На местах люди лучше знают территорию, логистика обходится дешевле.В 

— Этот опыт нашей командой не отработан и не отрефлексирован. Поэтому правильнее было бы пока ничего не говорить.В 

— Как ваша семья реагирует на то, чем вы занимаетесь?В 

— Для моих родителей главное — чтобы я была счастлива. Они видят, сколько энергии и сил придает мне моя работа, и рады за меня. Я никогда не занималась поселком в Ставропольском крае, где живут мои родители, но года три назад они сами активизировались, особенно папа, подняли местных и организовали субботник, стали обсуждать будущее своей территории. Было интересно и приятно наблюдать за тем, как они вдохновились моей деятельностью.

А что касается друзей, то с запуском В«АльтуризмаВ» появился новый круг общения, и это нормальный процесс: с новыми ценностями приходят новые люди.В 

Фото Сергея Михеева

— Как проходит ваш день?

— В начале карантина я уехала из Москвы и теперь живу в деревне в Беларуси. На всю деревню у нас восемь жителей. О том, что происходит вокруг, я, как и вы, узнаю из новостей в СМИ и из соцсетей.

В«АльтуризмВ» стал основой, на которой спустя время было создано агентство по развитию малых территорий В«Цель 11В» (цель 11 — это одна из целей в области устойчивого развития ООН, которая касается открытости, безопасности и жизнестойкости городов и населенных пунктов), его миссия — комплексно развивать деревни и малые города при участии местных жителей, бизнеса и власти.В 

— Как ваш бизнес пережил пандемию? Ведь из-за ограничений поездки по стране стали невозможны.В 

— На самом деле во время карантина мы нарастили свою активность и доходы. И были конкретные причины, почему так получилось. Изначально у нас была удаленная команда, и нам не пришлось, как многим другим компаниям, перестраиваться. Zoom [онлайн-платформа для групповых конференций] для нас и раньше был родным местом. Единственное — мы поняли, что нам теперь нужно за него заплатить, потому что нам понадобилось много других функций и потому что мы стали проводить в нем больше времени.

Преимущество нам дало и то, что мы — социальный бизнес. Мы работаем от миссии, а не от бизнес-модели.В 

Когда большинство турфирм столкнулись с карантином и посвятили все свое время борьбе за государственные субсидии, мы обратились к своей миссии: а зачем мы делали эти путешествия? Для того, чтобы развивать малые территории. А как еще в создавшихся условиях мы можем развивать малые территории? В начале карантина мы набросали около 30 идей, куда бы мы могли пойти. И уже через две недели мы придумали и продали акселератор В«Путь ремесленникаВ» [обучающий акселератор для ремесленников Бурятии, где они с наставниками актуализировали и продвигали свой продукт через переосмысление местных традиций] и закончили его реализацию как раз к концу карантина.В 

Мы перезапустили наши тренинги в онлайн, и так их оказалось даже легче продавать. Тогда же мы выиграли президентский грант на онлайн-курс по развитию малых территорий #Незавалинка, а еще получили приз на международном туристическом конкурсе, где показали, как важно менять туризм, чтобы он приносил не вред, а пользу. Мы заняли третье место, нам подарили презентацию перед международными инвесторами в Ирландии. Надеемся, она состоится к следующему году, если коронавирус опять не нарушит наши планы.В 

— Из чего сейчас складываются ваши доходы?В 

— Путешествия сейчас — это то, что приносит нам меньше всего денег. Несмотря на то, что они выполняют свою задачу по развитию малых территорий, с точки зрения бизнеса это больше реклама. Одним из главных источников дохода у нас стали тренинги и лекции, которые веду я и большинство членов нашей команды. Это те темы, в которых мы уже признаны экспертами, нас постоянно приглашают.В 

— А кто заказчики?

— По-разному. Это может быть НКО, которая взяла грант на развитие социального предпринимательства у себя на территории. А может заказчиком выступать сам регион. Бывает так, что просто активист выходит на нас и говорит, что хочет тренинг по социальному предпринимательству, он все сам организует и сам продаст его людям, которым это интересно. До пандемии было много корпоративных заказчиков, но после карантина их всех просто В«вырезалоВ».В В ближайшие месяцы расходы и зарплаты нашей команды будут покрываться в основном за счет президентского гранта, который мы выиграли на проведение онлайн-курса #Незавалинка. Это первый наш грант за шесть лет.

#Незавалинка

— Как родилась идея этого курса иВ на какой результат вы рассчитываете?

— К нам еженедельно поступает от трех до пяти запросов от активных жителей деревень, которые хотят с нами работать. А когда подготовка поездки в одну деревню занимает от полугода до двух лет, а потом мы с ними еще и после поездки поддерживаем связь, то обрабатывать по три-пять деревень в неделю — это нереальная история. И у нас накопилась огромная база этих контактов.

Но мы понимаем, что все эти люди — это такое золото нашей нации, которые не уезжают из своих деревень и малых городов, которые пытаются всеми возможными способами их развивать, а мы никак не можем их поддержать. То есть у нас есть для этого инструменты, но у нас нет мощностей. И стало понятно, что знания нужно передавать.

Это вылилось в бесплатный онлайн-курс. Онлайн, потому что территория нашей страны такая, что невозможно по-другому. И явно массовый, потому что нет смысла обучать 20 человек, а есть смысл обучать две тысячи. Нужно только выстроить методологию курса таким образом, чтобы эти две тысячи человек при желании могли обучаться. Нам уже поступило более 850 заявок. Это говорит о том, что эти знания востребованы.В 

Что касается результатов, то тут разные варианты. Наш курс заточен не на то, чтобы научить конкретным действиям В«делай раз, делай два, делай триВ», а на то, чтобы изменить мышление людей. Не с пассивного на активное, потому что на курс придут люди уже проактивно мыслящие.В 

Мы покажем, что мировоззрение может быть другим и из привычной нам картины мира можно выбраться. Сейчас мы живем в парадигме В«деревни умираютВ». И многие, подстраиваясь под эту парадигму, пытаются работать. Разрисовывают автобусную остановку, чтобы жизнь казалась ярче, или агитируют последних школьников оставаться доить коров у себя в деревне. А мы можем создать новую парадигму, в которой деревни развиваются, и тогда нам не нужны будут все эти тщетные усилия. Надо сделать так, чтобы маховик начал крутиться в другую сторонуВ и все те, кто хотят развивать деревню, плыли по течению, а не против него, как это происходит сейчас. Изменением этой парадигмы относительно сельских территорий мы и будем заниматься с теми, кто дойдет, досидит, доползет до конца курса.В 

Для кого #Незавалинка. Скриншот с сайта "Альтуризма"

— Какой процент вы будете считать хорошим результатом?

— Если из двух тысяч 20 человек дойдут до финала и включатся в нашу миссию, я буду считать это успехом. Если прибавить к этому числу активистов, которые уже с нами, то этого вполне достаточно, чтобы запустить эту работу и ее реализовать.В 

Онлайн-курс #Незавалинка стартует 15 октября. Он продлится два месяца и будет состоять из 10В модулей с видеолекциями, работой в группах и домашними заданиями. Узнать подробнее о курсе и записать на него можно на сайте В«АльтуризмаВ».В 

— Какой вы видите конечную цель В«АльтуризмаВ»?

— Если говорить про нашу страну, то она в том, чтобы у любого жителя России была возможность выбора, где ему жить:В в деревне или в городе. Сейчас, чтобы сделать такой выбор, нужно пойти на очень большое количество компромиссов и жертв. И зачастую для этого нужно иметь приличные ресурсы, деньги, чтобы не упасть резко в доходах и вести тот образ жизни, который хочется. Плюс сейчас господствует сознание, что если ты не уехал из деревни или переехал в деревню, значит ты неудачник. У тебя не получилось, ты не смог.В 

Например, сейчас от своих соседей в деревне я слышу, что им меня очень жалко.

Поменять Москву на эту глушь? Значит, что-то пошло не так в моей жизни. А то, что после переезда у меня резко упали расходы, а доходы остались на том же уровне, потому что я работаю удаленно, — это не принимается в расчет.

Как и то, что я теперь работаю на террасе под пение птиц, и много гуляю, и до леса мне 30 секунд ходьбы, а до речки — минута. И то, что соседи приносят мне овощи со своих огородов и рыбу из местной реки, а молоко и яйца я заказываю в соседней деревне — продуктов такого качества и свежести в Москве пришлось бы еще поискать. Почему вот это не считается успехом? Я хочу, чтобы восприятие изменилось. Человек должен жить там, где ему комфортно, и на нем не должно быть клейма неудачника.В 

Конечно, эта цель не на мой век. Я считаю, то, что мы сделали за шесть лет нашей командой, уже огромное достижение. И то, что мы при нашей жизни не достигнем нашей цели, это нормально. Если моя роль в этой миссии закончится в какой-то момент, в этом нет ничего ужасного. Я просто один из игроков в этой бесконечной игре.

Подробнее читайте на 7x7-journal.ru ...

87 +