«Власть - как погода»

- Есть такая проблематика: отдельно взятый частный человек и государство. Центр моих интересов …

В«Власть — как погодаВ»

— Есть такая проблематика: отдельно взятый частный человек иВ государство. Центр моих интересов — наВ человеке. Государство, вВ особенности государственная власть, меня всегда гораздо меньше интересовали. УВ меня всю жизнь были противоречия сВ ней.

При хорошей власти, котораяВ бы мне нравилась, яВ неВ жила никогда. ЯВ неВ думаю, что мои родители жили при такой власти. Власть — как погода: она бывает лучше, хуже, дождь, ветер, заморозки, оттепель.

МыВ все это знаем поВ своей биографии. НоВ центр моих интересов, конечно, сосредоточен наВ человеке, наВ том, как онВ проживаетВ жизненные обстоятельства. Они тоже связаны сВ властью, соВ многими другими испытаниями, которые вВ человеческой жизни происходят: болезнями, смертью близких, сВ любовью, неудачной любовью, рождением детей. Это все человеческая жизнь. Она меня интересует отВ начала иВ доВ конца. ВВ последние годыВ вВ особенностиВ интересует последняя часть этой жизни — финальная, близкая кВ смерти, и сама смерть.

Импульс кВ свободе

— ЯВ частный человек. ИВ вВ моей жизни неВ было ниВ одной минуты, когдаВ бы мне власть нравилась. Она мне неВ нравилась больше или неВ нравилась меньше. ИВ яВ доВ сегодняшнего дня очень удачно жила, неВ вступая сВ ней вВ прямой конфликт. ЯВ думаю, что, еслиВ бы яВ жила вВ Америке, или воВ Франции, или вВ Англии, уВ меня тоже были бы мотивы неВ любить власть. УВ меня большой, видимо, такой импульс кВ свободе.

ЯВ неВ люблю, когда меня ущемляют. НоВ при этом яВ человек законопослушный. ИВ считаю, что законы, которые государство устанавливает, выполнять надо, иначе мыВ окажемся вВ чудовищном хаосе.

Про эмиграцию: уезжать или оставаться

— Этот вопрос передо мной встал впервые вВ 80-х годах, вВ конце 70-х. Был момент, когда моего мужа приглашали наВ работу вВ Соединенные Штаты. ИВ это было соблазнительно тогда. НоВ яВ неВ решилась. АВ сейчас, когда границы открыты, яВ достаточно много времени провожу вВ Италии иВ вообще там, где мне хочется. Просто обстоятельства такие, что ехать трудно, иВ жарко очень, иВ зараза эта поВ всему миру.

Для меня вопроса, уезжать или оставаться, сегодня нет. ЯВ думаю, что сегодня онВ устарел.

Может быть, для гастарбайтеров онВ актуален. НоВ для людей моего круга онВ неВ так актуален. ЯВ знаю множество людей, которые уезжают, работают заВ границей, преподают вВ университетах, потом возвращаются, уезжают снова.

ЯВ думаю, что эти вопросы мыВ через некоторое время станем формулировать совершенно по-другому. Вот вопрос В«Где яВ хочу жить?В» — правильный. ЯВ наВ него могу ответить совершенно точно: яВ хочу жить здесь. НоВ хочу также иногда уезжать вВ Италию, или воВ Францию, или вдруг куда-нибудь захочется вВ какие-нибудь южные края, вВ которых яВ почти никогда иВ неВ бывала.

Свобода передвижения — это большая роскошь, которая вВ Советском Союзе совершенно была невозможна.

ВВ последние десятилетия это достаточно стало доступно, ноВ далеко неВ всем людям. Потому что поездка заВ границу — это очень дорогое удовольствие, неВ все могут себе это позволить. СВ другой стороны, яВ знаю достаточно людей среднего достатка, которые покупают себе путевочку иВ едут наВ две недели вВ Турцию. Такого вВ советское время быть неВ могло.

Про дело Дмитриева

— ЯВ думаю, что через какое-то время, лет через 50, имя этого человека будет воВ всех учебниках. А может быть, оно будет иВ вВ святцах нашей православной церкви, потому что это человек, который совершал большой подвиг. ВВ том числе иВ религиозный, потому что онВ восстанавливал память иВ имена людей, которые умерли, иВ частично не погребенными, аВ просто засыпанными слегка землей, без отпевания иВ почтительного отношения кВ смерти.

ЯВ думаю, что его подвиг — сВ одной стороны, онтологический, религиозный, аВ сВ другой стороны — гражданский, потому что поначалу его деятельность, насколько мне известно, поддерживали власти. ИВ потом, когда его деятельность показалась имВ неугодной,В онВ оказался вВ числе преследуемых. ИВ эта история будет записана вВ книжках оВ нашей истории, потому что она чрезвычайно важная и очень много говорит оВ нашем времени.

Людмила Улицкая о карельском историке Дмитриеве: Он один из великих людей нашего времени

Мнения российских писателей о процессе над известным исследователем

Про общество иВ границы социального терпения

— Как говорят про русский народ, мы — народ терпеливый. Видимо, какое-то есть основание уВ этого заключения. Когда-то произошла революция, происходили бунты. Вероятно, это были моменты, когда границы социального терпения были перейдены. У нас сейчас очень ровная, спокойная ситуация. Отдельные всплески недовольства, насколько яВ могу судить, достаточно быстро либо гасятся, либо придавливаются, либо жестко закрываются.

Живя вВ Москве, яВ ощущаю, что мыВ живем вВ достаточно комфортном обществе. ЯВ человек вВ общем среднего достатка, неВ изВ числа бедных, неВ изВ числа богатых. Поэтому моя точка нахождения такая. АВ есть другие люди . Я отдаю себе отчет вВ том, что моя жизнь — это очень узкий обзор того, что яВ вижу соВ своего места московского, обеспеченного, достаточно хорошо образованного человека. АВ есть еще миллионы людей, которые живут вВ других местах, имеют другой уровень иВ материальный, иВ культурный, иВ эмоциональный. Поэтому яВ работаю вВ достаточно узкой сфере, думаю, как иВ почти все пишущие люди. УВ каждого есть свой регистр. Я вЂ” вВ своем регистре.

Про отсутствие героизма вВ себе

вЂ”В У меня была дорогая подруга Наташа Горбаневская, покойная уже. Она вВ 68-м году, когда советские войска вошли вВ Чехословакию, вышла наВ Красную площадь сВ протестом. Было семь человек. Они вышли сВ лозунгом В«ЗаВ свободу вашу иВ нашуВ». Это была Наташина жизнь, это был Наташин, если хотите, подвиг, поступок очень яркий, который определил всю ееВ дальнейшую жизнь. ЕеВ посадили — правда, неВ вВ тюрьму, аВ вВ психбольницу, что было хуже, чем тюрьма. НоВ тем неВ менее она вышла. Это ееВ выбор. ЯВ этого сделатьВ бы неВ смогла. ПоэтомуВ что здесь могу сказать... Это свобода каждого человека.

НуВ а, сВ другой стороны, уВ меня вВ жизни был один маленький подвиг, который смешно так называть. Это был предел моего мужественного поступка. Когда этот выход Наташи Горбаневской наВ площадь осуждали поВ всем учреждениям — наВ заводах, наВ фабриках устраивали собрания, — такое собрание прошло иВ вВ Институте общей генетики, где яВ тогда работала. ЯВ помню, как яВ вВ зале села около двери, которая была неВ около президиума, аВ наоборот. Зал был длинный. ЯВ села сВ тем, чтобы выйти, когда будет голосование. Голосовать надо было заВ осуждение этих негодяев, которые вышли наВ Красную площадь. Настал момент голосования, яВ дернула ручку, аВ дверь заперли. ИВ тогда яВ прошагала через молчащий зал иВ вышла вВ дверь около президиума. Спина уВ меня была мокрая. ЯВ ждала, что меня спросят, куда этоВ вы. Это был мой предел героизма. НаВ большее яВ была неВ способна. Проголосовать заВ то, чтобы осудить мою подругу Наташу, вВ тоВ время как яВ вполне ейВ сочувствовала, яВ неВ могла.

Про жизнь как дар

— ЯВ совершенно неВ собираюсь выступать вВ роли пророка. НоВ что яВ знаю совершенно точно — что жизнь надо принимать такой, какая она есть, соВ всеми ееВ трудностями, радостями, иВ стараться кВ ней хорошо относиться. ВВ общемВ надо сказать, что яВ сама неВ наВ 100 процентов обладаю этим замечательным качеством. НоВ есть люди вВ моем окружении, которые имВ обладают. Это качество — радоваться жизни, получать отВ нее удовольствие иВ быть вВ гармонии сВ ней. Это особый талант, неВ всем дан. КВ жизни надо относиться хорошо, аВ неВ плохо. Она — слишком высокий дар нам, данный отВ Господа Бога. Так что будем радоваться поВ возможности.

(Выступление Людмилы Улицкой доступно в видеоформате — 7:08:53–7:49:40)

В 

Подробнее читайте на 7x7-journal.ru ...

62 +